— Сергей, кем вы хотели стать в детстве?
— Меня ориентировали на карьеру инженера. Мой дядя преподавал на кафедре радиоэлектроники в Питере и собрал для меня компьютер ещё в 1989 году. У меня, 13-летнего, у первого в городе Димитровграде появился компьютер.
Дядя мог с лёгкостью собирать видеомагнитофоны и камеры. Он мне говорил: «Вырастешь, приедешь в Питер и будешь инженером-радиоэлектронщиком, как я». Но я с пяти лет находился на сцене, как музыкант, и особой любви к радиоэлектронике у меня не было. Зато я пробовал паять схему – делал светомузыку. В итоге спалил папе всю аппаратуру дома, все колонки. Влетело, конечно. Когда уже работал на музыкальной студии, начал перезаписывать, перенакладывать голоса. Это сейчас мальчик одним движением может в телефоне записать песню, создать бит. Раньше же ты переписывал с катушки на катушку, накладывал бас, переписывал ещё раз. И к концу, когда у тебя 10 раз всё перезаписано, это был ужас – один шип. И я старался усовершенствовать технику – что-то вкручивал, впаивал магнитные головки. Это было интересно.
— Сразу после выпуска из школы стало понятно, что я хочу заниматься музыкой. Моя группа была очень популярна в области, мы занимали первые места на конкурсах. Мама сказала: «Выбирай – либо ты сейчас идёшь в армию, потом уезжаешь в Питер, либо занимаешься музыкой». Я не собирался служить и поступил на вокальный факультет Института культуры в Самаре. Пришло время, когда все хотели быть уже не космонавтами, а коммерсантами. Но я эти «лихие» 90-е провёл в творчестве. Друзья торговали на рынке джинсами, пиратскими кассетами и мне предлагали. Но я – некоммерческий человек. Иногда шучу, что если бы вернулся в 1995 год, то купил бы никому ненужную землю на Рублёвке по 100 долларов за сотку. Все мои коммерческие навыки появились в зрелом возрасте, когда стало понятно, что нужно делить яйца по разным корзинам. Начал осознавать, что музыка и популярность не вечны, и когда-то придётся кормить семью другим способом.
— Разве популярность группы «Руки Вверх!» не принесла вам и коммерческого успеха? Или высокие гонорары поп-музыкантов – это миф?
— Люди, работающие с финансами, понимают разницу между тем, чтобы зарабатывать деньги и иметь их. Когда артисты открывают таблицу Forbes и смотрят список артистов, которые заработали больше всех за год, они смеются. Это вообще не соответствует действительности. Журналист где-то прочитал, что у Лепса 10-15 концертов в месяц, и думает: «Значит, в год 150. Каждый концерт стоит 50 тысяч долларов. Выходит, Лепс заработал в этом году 7 миллионов 500 тысяч долларов». Но это гипотетически он заработал столько денег. А сколько получил на руки – это другой вопрос. Потому что организатор концерта получает в разы больше, чем артист. Например, организатор берет 100 тысяч долларов с концерта, а певец – 10. Если артист имеет предпринимательскую жилку (а таких очень мало!), он может отказаться от услуг организаторов. Вот в таких редких случаях артист может зарабатывать – откроет продюсерский центр, концертную или прокатную компанию. У группы «Руки Вверх!» на пике популярности был продюсер. И те три года мы получали по 100 долларов за концерт. Остальное получал наш любимый продюсер, который ездил на яхтах и строил дома. Когда мы с ним скандально расстались, с первой же зарплаты мы с Лешей (Алексей Потехин, второй участник коллектива – прим. Job.ru) купили по квартире. Мы сразу поняли, сколько там было стырено.
— Поэтому глупо говорить, что артисты – богатые люди. Взять хотя бы понятный всем образ – Филиппа Киркорова. У него 10 концертов подряд. В каждом шоу задействованы 70 человек, если с техниками, то и 100. Каждому надо заплатить. Поверьте, танцоры не стоят тысячу рублей. Кто-то 10 тысяч, кто-то – 15. Плюс костюмы. Один костюм со стразами может стоить 500 тысяч. Мы это делаем для зрителя, не для себя. Все клипы, которые мы снимаем за свои деньги, – для того, чтобы один раз показать и только потом поехать в тур по стране и там заработать. Поэтому ты можешь быть успешным и узнаваемым, но при этом абсолютно на нуле.
— Сергей, как вы заработали первые деньги?
— Я был пионером и вступил в комсомол, так что успел поездить по пионерским и трудовым лагерям. Там должны были поставить галочку за практику. Мы собирали макулатуру, металл – таскали железки. Работали на швейном заводе, стояли за станками. А на фабрике Клары Цеткин тестировали носки. Ты должен был каждый носок надеть на специальное устройство, чтобы по носку проходил ток и воздух. Там был плюс – можно было носков 100 с собой унести (смеётся). Они, правда, были не сшиты. Носок выглядел, как резинка для волос. Его раскрываешь, сшиваешь, и получается носок. То есть мы привыкли трудиться. Мы – нормальное поколение людей, которые вкалывают руками. Тогда не было смешных профессий – сммщик, креативщик… Все бы с ума сошли, услышав эти слова. А токари, пекари и комбайнеры были. Все хотели быть при профессии, чтобы обеспечивать свою семью.
— Кроме музыки, вы занимались IT. Как вас забросило в такую далекую от музыки сферу?
— С IT всё просто – невинное детское увлечение компьютерными играми переросло в желание создать что-то своё. Многие в тот момент увлекались онлайн-игрой «Бойцовский клуб». Все сидели в медленном модемном интернете, завоевывали в игре территории, покупали доспехи. Я играл, как и все, хотя был уже известным артистом. Но я не говорил об этом в игре. Я был там одним из известнейших игроков, который мог себе позволить купить крутое оружие и лучшую амуницию. Состоял в неком клане, который всех держал. Но в один прекрасный день создатель это игры пришёл и всё стёр – у человека была ревность, потому что у нас собрался крутой коллектив единомышленников. Мы со своими огромными вложениями остались ни с чем. Конечно, мы встречались с ним. Кто-то давал ему по голове, пытался вернуть деньги. Потом бывший игровой клан собрался в реальности. Оказалось, что мы – большие пузатые дядьки, никакие не дети. С огромными деньгами – каждый бизнесмен в своём городе. Решили, что можем наказать этого человека, сделав игру лучше, чем «Бойцовский клуб». В течение двух лет мы собирали крутую команду и писали игру. Так родилась игра «Территория» и компания IT Territory, которая в 2010 году влилась в Mail.Ru Group и сейчас является одной из самых известных российских компаний по производству игр.
— Удалось отомстить создателю «Бойцовского клуба»?
— Да, через два года наша игра получилась. Мы убили «Бойцовский клуб», все игроки перешли к нам. И уже через год я заработал на IT первые большие деньги, была многомиллионная сделка. Мой партнёр Игорь Мацанюк, который является одним из самых известных российских IT-деятелей, остался в управлении компанией уже в рамках Mail.ru. Они стали делать огромное количество других игр, открыли инвестиционные IT-фонды. А я пошёл в музыкальную часть. Мне показалось, что я уже наигрался.
— И вы занялись продюсированием?
— Сначала я открыл сайт MP3.ru, где стал легально продавать музыку. Побаловался этим пару лет и понял, что в нашей стране нереально продавать людям, которые привыкли воровать. Каким бы честным и красивым этот бизнес ни был, он не работал. И тогда я подумал, что от IT надо окончательно отойти. Занялся продюсированием группы «Фактор-2». Она рвала стадионы страны в начале 2000-х. Потом вдруг снова произошёл виток 90-х, вернулись рукиверховские дела. И до сих пор на первом месте в моей работе стоит музыка – как ни крути.
— Но вы развиваете и рестораторское направление…
— Да. Сначала мы открывали «Руки Вверх Бары» – в Красноярске, Санкт-Петербурге, Челябинске. Скоро будет Екатеринбург. Это такая большая франшизная история. Там есть моё лицо. Я понимаю, зачем люди приходят в моё заведение, как их повеселить и накормить. Мне не нужно ничего выдумывать. Потом я стал открывать более интеллектуальные места. Так появилось «МореМоре» в Москве – ресторан с крутыми шефами на открытой воде. Все это подвело нас с женой к онлайн-кондитерской, где мы столкнулись с понятием «средний бизнес».
— Какие трудности возникли?
— Легче заниматься бизнесом «купи-продай» – своё наварил, и хорошо. Когда ты открываешь производство – это уже другая история. Она ужасна, но затягивает. Тебе всё открывается с другой стороны. Мы все – потребители, и не представляем, как сделаны продукты. На самом деле в условное пирожное вложен труд огромного количества людей. Тем, кто производит что-то, надо ставить памятник. В Москве мы видим огромное количество пекарен под разными брендами, но смысл один: круассаны, булки. Это давно проверенная технология. Владельцы этих пекарен сами не придумывают рецептуру, закупают готовые смеси. То есть людям остаётся купить печку и выпечь. Мы так не хотим. Поэтому, когда мы задумывали кондитерскую, мы целый год собирали рецепты – дегустировали, изучали составы. У нас всё своё.
— Сергей, вы сами подбираете сотрудников?
— Пока этим занимаюсь я, но с 2017 года буду брать кадровика. Когда мы открывались два года назад, у нас было два человека: кондитер и оператор на телефоне. Первый Новый год работали уже вчетвером. После праздников одна наша девочка попала в больницу с переутомлением – три дня не спала. Мы поняли, что так нельзя, что надо кого-то искать. Купили профессиональную печь, миксер, взяли первые 100 кв. м для цеха – до этого все делали в квартире. И уже через год, к следующему Новому году, у нас стало 19 человек. Прошёл ещё один год – 79. И это только начало, потому что мы ещё не перешли на вторую смену. А когда перейдём, будет ещё человек 40. Пока мы находимся на стадии инвестирования, потихоньку выходим в большой бизнес – начали вставать в сети, появились в супермаркетах, на всех заправках, в дьюти-фри во всех аэропортах. И хотя у нас красивый цех, которому могут позавидовать многие в Москве (900 кв. м, напичканные современным оборудованием), его начинает не хватать. Мы расширяем линейки, делаем продукты более доступного сегмента. К 2017 году планируем открывать точки, ярмарочные места. То есть нужны продавцы, супервайзеры. И подбирать их лично я точно не смогу.
— Кого вы ищете в свою команду?
— Есть три разновидности работников, которые нами очень востребованы и которых сложно найти. Первый вид – это люди, которые нужны на подработку. Декабрь для нас – это конец света. Если в другой месяц мы развозим по 30-40 заказов в день, то в Новый год это 200 в день. И чтобы развезти это, тебе нужно 25 водителей. Причём, толковых. Чтобы он не размахивал коробкой и не принес в итоге торт помятым. Водитель должен понимать наши ценности: что это элитная продукция, что её ждут, она должна нести людям радость. На декабрь нам нужны люди, которые будут помогать нам с развозом заказов. Многие говорят: «Зачем мне это надо, я хочу работать весь год долго и счастливо». Поэтому мы делаем двойные тарифы, стоимость доставки готовы полностью отдать водителю. Человеку достаточно просто сесть за руль, посетить 10 адресов и получить за это 5 тысяч рублей. Неплохие ведь деньги за день подработки. Но водителей жаба дышит: Новый год, наверное, меня обманывают. Конечно, и нам грустно, потому что после праздника первые 13 дней тишина. Но потом начинается работа, водители нужны на 8 Марта, 23 февраля, на Пасху. Это яркие сезонные вспышки, на которые очень трудно найти работников. То же самое с продавцами. Бывает, нужен человек всего на пять дней, постоять у ЦУМа. И приходит соискатель неприятного вида, который раньше продавал мясо или удобрения. И ставить его на мега-нежные эклеры неправильно. Вторая категория людей, которых трудно найти, это профессионалы высокого класса: шеф-повара, шеф-кондитеры, технологи, наладчики по печам, опытные закупщики. Порой уходит два-три месяца на собеседования, чтобы найти нужного человека. Нам важен послужной список. Если приходит девочка после института, без практики, на очень серьёзную позицию, то она не подходит. И третий вид – самая больная тема для нас – это простейшие позиции. Разнорабочие и упаковщики. Но мы все просто сходим с ума от их поисков! Найти русских работников нереально, потому что у них гонор: «Мне что ли просто коробки закрывать? О, нет!». На иностранных работников у нас есть лимит – мы должны их правильно оформлять, подавать документацию, платить налоги. Больше взять не можем. И начинается то, что мы больше всего не любим – «Маш, ну пусть там мама твоя придёт, посидит», «А тетя Оля твоя может хотя бы денёк?». Это плохо, потому что приходит человек, который ничего не знает, а завтра он уже не может, а другого надо снова учить. Мы пробовали разные варианты. На объявления откликаются 99% иностранцев. А они имеют свойство внезапно исчезать. Просто могут взять и не прийти одновременно три человека. И мы в такой день не можем дособрать нужную партию пряников. И, образно говоря, упаковывать встаю я, бухгалтер, технолог. Но это неправильно! А бывает, что и русские приезжают и говорят: «О, классно!», а на следующий день просто не приезжают. И мне всегда так грустно, потому что, когда открываешь в сети объявления о производстве, то видишь на фото конвейер, у которого стоят 500 человек, упаковывают. Там нормально работать? А в крутейшее место, к известным людям, с прекрасными условиями – ну нет. Мы начали выходить на биржи труда. Пожилых людей, которым нужна подработка, готовы вводить на пять часов. Думаю, 25 тысяч рублей – хорошее дополнение к пенсии для женщины, которая пришла упаковывать коробки рядом с домом. Это не станки, не грязь, это эстетически красивая работа. Может быть, немного монотонная. Кроме этого, мы ищем декораторов по пряникам: и тех, кто будет рисовать, и тех, кто может просто выдавливать мастику. Думаю, с появлением кадровика мы с женой сможем вздохнуть.
— Люди, которые приходят устраиваться к вам на работу, знают, что идут к Сергею Жукову?
— Думаю, 50 на 50. Практически половина знают, потому что, увидев объявление, гуглят, что это за компания. Слава богу, не было ни одного праздного человека, который пришёл бы просто позырить на Жукова. Приходят люди, которым нужна работа.
— Какой, по-вашему, должна быть достойная оплата труда в России?
— Мне очень трудно судить, потому что моя мама получает 7500 рублей, 42 года проработав преподавателем в музыкальной школе. А буквально несколько лет назад вообще было 3800. Да, это Ульяновская область, другие цены. Понятно, что моя мама может не работать. Но так получают сотни тысяч других людей – всегда жизнь в долг, до зарплаты. С другой стороны, я знаю свои гонорары за концерт, они очень большие. Но это совсем другая сфера, другой мир. И, в-третьих, я знаю зарплаты своих сотрудников. Все эти три варианты разнятся. То есть странно вычислять общую сумму для всех. Если человек приезжий, он будет искать совсем другую цифру, потому что ему надо снимать квартиру. Местного устраивает другая сумма. Везет тем, у кого есть где жить. Но москвичи работать вообще не хотят. Считают, что это ниже их достоинства. Мы, люди из регионов, вкалываем, и это нормально. Если бы я сейчас приехал в любую область в провинции и спросил, кто пойдёт в красивый цех упаковывать пряники, все бы пошли. Наверное, надо переносить производство в регионы. Но мы пока в Москве, поэтому такая неразбериха. Тут все с новомодными профессиями. Когда 21-летний мальчик говорит, что он – лучший SMM, SEO-маркетолог, и просит 150 тысяч, я ему отвечаю: «Поезжай в Димитровград, поработай 40 лет с моей мамой за 7500».
— Знаете, сколько стоит пакет молока в магазине?
— Нет, хотя хожу в магазин каждый день. Просто не смотрю на цены. Смотрю итоговый чек и всегда немножко в шоке. Но я уж точно не как наши мамы, которые: «Я поехала на ЦСКА, потому что там мука на 2 рубля дешевле».
— Если ли для вас связь между деньгами и ощущением счастья?
— Вам соврут все до единого, если скажут, что такой связи нет. Конечно, она есть. Ты можешь позволить себе больше, имея больше денег. Мы для этого и растём в жизни, чтобы повысить свой уровень. Мерило – это зарплата или гонорары. При этом часто безумно богатые люди одиноки.